Любовница Леонарда[СИ] - Виктор Песиголовец

Архелия с интересом посмотрела на них и спросила:

— Что там?

— В одной земля с могилы утопленницы, в другой — болотный ил, в третьей — сухие жабы! — охотно объяснила бабка. — Без них ничего у нас не выйдет!

— Жабы? — девушка поморщилась и вновь посмотрела на торбочки — на этот раз с отвращением. — Какая мерзость!

— Мерзость — не мерзость, но вещи нужные! — криво усмехнулась старушка. — Так, что нам понадобится еще? Ага, воск заупокойной свечки, ржавая иголка и ножичек! Все это в картонной коробке в уголке, там, где ты брала гвоздик.

Потом она достала из-под стола большую пластмассовую миску, поставила на пол, вылила в нее с полведра воды и что-то долго шептала, встряхивая руками. После этого взяла шесть стопок, из которых обычно пьют водку, расставила их вокруг миски, каждую до половины заполнила комьями земли и в каждую воткнула свечку.

— Теперь выключи свет! — приказала Архелии.

Тотчас в хате стало темно.

— Садись на топчан и ни пары из уст! — голос Евдошки звучал несколько странно — в нем слышались нотки торжественности и воодушевления.

Она черкнула спичкой, опустилась на колени и стала зажигать свечки. Управившись, выпрямила спину, руки заложила за голову и крикнула:

— Маркиян, Севостьян, где вы? Маркиян, Севостьян, где вы? — Немного помолчала и снова, уже гораздо громче: — Маркиян, Севостьян! Где вы?

Вдруг в одном из углов светелки послышались шорохи и сразу же — как бы человеческий вздох. Девушка враз метнула туда взгляд, но никого не увидела. И тут раздался скрипучий, противный голосок:

— Не рви глотку, старая! Мы давно тут.

Сердце девушки похолодело, мелко задрожали руки, а на глазах самопроизвольно выступили слезы. Она сидела ни живая, ни мертвая.

Бабка, не обращая на внучку ни малейшего внимания, взяла ножичек и, достав из картонной коробки огарок свечки, стала крошить его в заранее приготовленную металлическую кружечку. Затем поднесла ее к одной из горящих свечек и принялась нагревать дно. Когда воск расплавился, вылила его в миску. И, взяв в руку крест с распятой на нем куклой, опять крикнула:

— Маркиян, Севостьян, кто на кресте?

На этот раз ответ прозвучал сразу:

— Бестия Раиса!

Архелия, дрожа всем телом, осторожно обвела взглядом полутемную комнату — никого! Господи, тогда кто же говорит с Евдошкой? Невидимый дух? Где он может находиться — у порога, возле печки, под столом?

Нащупав в коробке длинную и толстую иголку, старуха много раз уколола ею куклу в то место, где находилось подобие головы, и бросила в миску. Постояла, раскачиваясь в разные стороны, как маятник, и помалу успокоилась. Через несколько мгновений достала из одной торбочки горсть земли и осторожно высыпала в кружечку. Из другой извлекла пол-литровую баночку с черной жижей и немного отлила туда же, в кружку. После этого развязала третью торбочку и, запустив в нее руку, достала какие-то корешки. Девушка догадалась, что это и есть части сухой жабы.

Когда кружка оказалась наполненной до краев, Евдошка поплевала в нее и воскликнула:

— Маркиян, Севостьян, все готово!

Откуда-то из темноты раздался недовольный бас:

— Кровь где, ведьма?!

— Будет вам кровь! — молвила бабка и стала шарить рукой в той торбочке, откуда только что доставала высушенные части жаб. И скоро вынула небольшую бутылочку с темно-вишневой жидкостью, потрясла над головой: — Вот и кровь, порченная, болезнетворная!

— Приступай! — повелел тот же бас.

Евдошка, как молодая, споро вскочила на ноги, трижды прокрутилась влево вокруг себя и, застыв, начала речитативом читать заклинание.

Читала долго, закончив, начинала заново, потом снова и снова. Архелия хотела сосчитать, сколько же раз прозвучал этот непонятный набор слов, но сознание ее было рассеяно, она не могла сосредоточиться, хоть и старалась, и вскоре сбилась со счета.

Наконец умолкнув, старушка опустилась на колени, взяла в руки ножичек и утопила им куклу. Держала ее под водой не меньше минуты, затем высыпала содержимое стаканчика в миску и вылила туда кровь из бутылочки. И снова ножичком погрузила куклу в эту жижу, но уже на короткое время.

— Жить тебе, по земле ходить, да людей отпугивать! Гнить тебе и разлагаться! Оставаться тебе без помощи, без врачеванья, лить слезы горючие и смерти ждать, ибо только в ней твое спасение и избавление от воли моей! — прокричала Евдошка и, вынув мокрый комок из миски, запихнула его в пустую торбочку и со злобой швырнула на пол.

Сразу же поднялась с пола и обратилась к внучке: — Завтра перед рассветом нужно будет вынести эту торбу из хаты да закопать в таком месте, где люди не ходят. А сейчас включи-ка свет и помоги мне убрать тут все.

Девушка со страхом оглядела комнату, встала с топчана и щелкнула выключателем.

— Бабушка, скажи мне, кто с тобой говорил? Кто приходил в дом? — спросила она, с тревогой взирая на Евдошку.

Та подошла к рукомойнику, тщательно вымыла руки с мылом, вытерла их о полотенце и только потом ответила:

— Помощники мои были здесь!

— Но почему я их не увидела? Они что, где-то прятались? — Архелии все еще не удалось до конца успокоиться, у нее мелко подрагивали губы.

— Милая, да ты и не могла увидеть моих помощников! — воскликнула бабка, смеясь. — Для этого нужно стать такой, как я, — всевидящей! Только после обряда посвящения у тебя появится такая способность.

— Вон оно что! — задумчиво произнесла девушка. — Теперь понятно… После посвящения, о котором ты говоришь, я и магические знания приобрету, и колдовскую силу, и особое зрение.

— И некоторые, доселе тебе неведомые, возможности, — прибавила старушка, потирая поясницу.

— О каких возможностях ты говоришь? — в глазах Архелии витали тревога и любопытство.

— Негоже заранее обо всем рассказывать, — вздохнула Евдошка. — Но крыться перед тобой не буду, скажу, ведь ты моя внучка. Возможности эти весьма необычны для человека. Ну, вот, допустим, кто-то погонится за тобой ночью на улице. А ты раз и стала для него невидима. Нет, ты рядом, ты тут, никуда не делась, но преследователь не видит тебя! Можно и по-другому — он гонится за тобой, догоняет, глядь, а ты — это не ты, вместо тебя овечка или собачка. Поняла меня? Но знай, что это не все, далеко не все! Если тебе повезет обрести хорошего покровителя, то ты и летать по воздуху сможешь. Он тебе даст одно средство…

— Не может быть! — прошептала девушка, бледнея. — Это все сказки, чепуха, бред!

— Погоди! — покачала головой Евдошка. — В том, что я говорю истинную правду, ты скоро убедишься… Или ты, может, передумала становиться ведьмой?

Архелия опустила голову, прикрыла ладонью лицо и тихо, но внятно, произнесла:

— Нет, я хочу уметь все то, что умеешь ты, бабушка!

— Вот и молодец! — улыбнулась старушка. — Иметь колдовскую силу — это великое дело. С ней жить проще. Чего захотела, то и твое, кого захотела, тот и твой. Хорошо, а? Только нужно знать меру и желать с умом, чтобы не переборщить. Но мы с тобой еще поговорим об этом завтра. Обязательно!

Вдвоем они быстро навели в светелке порядок и опять сели пить мятный чай с медом.

Вернувшись домой, девушка долго не могла уснуть. Ей все мерещились в углах какие-то тени, казалось, будто скрипят половицы в прихожей и кто-то тяжело дышит рядом. Она не выдержала и, чтобы успокоиться, перебороть свои страхи, вскочила с постели, побежала в гостиную и достала из бара бутылку вина. Выпив его целый стакан, враз захмелела и шла в свою спальню уже с улыбкой на устах и безо всякой боязни.

Архелия уснула, едва коснувшись головой подушки, и безмятежно проспала до самого утра.

Часов в девять в дом Гурских пришла чем-то озабоченная Евдошка.

— У меня есть к тебе разговор! — возвестила она, пытливо всматриваясь в улыбающееся лицо внучки.

— Садись, бабушка, будем пить чай! — пригласила та. — Я только что закончила управляться по хозяйству, теперь свободна до обеда и готова тебя слушать сколько понадобится.

Старушка сбросила в прихожей свое пальтецо, прошла за Архелией на кухню и присела за стол.

— Тут вот какое дело, — начала она. — Мне нужно точно знать, готова ли ты взяться за то ремесло, которым владею я. Потому что потом возврата уже не будет. Подумай, хорошо подумай!

— Да думала я уже! — ответила девушка. — И готова стать такой, как ты, я же говорила тебе! Это интересное занятие, необычное.

— Так-то оно так! — вздохнула Евдошка. — Но это не только интересное дело, как ты сейчас сказала, но и окаянное.

— Что значит — окаянное? — не поняла Архелия.

— Грешное, недоброе! — пояснила гостья и потянулась рукой к подносу с сырниками, который заботливо поставила перед ней внучка. — Не зря ведь в народе к ведьмам испытывают злобу и страх. Такое отношение к себе ведьмы заслужили деяниями своими черными.